«…И поим у него дчерь…»*

– Ну, чего стоишь? Снимай сапоги с меня. Я теперь твой муж и господин, – рыхловатый бледный отрок, усевшись на постель, протягивал вперед правую ногу в мягком сапоге, вышитом по верху голенища красными узорами – подарке тестя, половецкого хана Аепы Осеневича.

– А? – испуганно воскликнула худая смуглая девочка, стоявшая перед ним, и заговорила по-своему что-то горячо и быстро.

Это и была юная жена княжича Юрия Владимировича, дочка Аепы. Она смотрела на мальчика из-под нависших над черными глазами украшений праздничного головного убора. Наряд невесты был заготовлен ее родственницами загодя, но в расчете на более высокую и полную девушку. Гибкая, сильная не по годам, но очень худая и невысокая одиннадцатилетка устала под тяжелыми, не по размеру шитыми одеждами. Она совершенно изнемогала уже утром, когда повели ее крестить. Долгая молитва на непонятном языке, песнопения перед свечами, потом сам обряд крещения…Не виданное прежде и не понятое ею как следует событие отняло у нее душевные силы. Ей показали, как она теперь должна накладывать на себя знак собранными в щепоть пальцами, объяснили, что теперь она будет называться Анна. Имя она запомнила – оно было легкое и красивое.

Пока рядом были родные, толмач переводил непонятное, девочка с любопытством оглядывалась вокруг. Ее одернули – она вот-вот станет княжеской женой, надо вести себя как подобает! Да она и так все знала: мать и тетки с вечера долго-долго рассказывали, какие чудеса ее ждут там, на севере, где кончается степь. Там большие города, дома и терема, говорили ей. Она не понимала, что это значит, хотелось увидеть. Она будет менять наряды, есть вкусное нежное мясо, не жесткую конину, мягкий белый хлеб, мед… Как это было заманчиво! Ради этого можно и потерпеть, пусть за столом надо сидеть опустив глаза, все равно ничего не увидишь в этой жуткой шапке. И ничего нельзя есть! Вот это было обидно. Кое-какие блюда на столе, стоявшие поближе к их паре, она могла видеть, да и пахла еда очень хорошо. А она в волнении и хлопотах ничего не ела с вечера.

Но вот муж ей не понравился нисколько. Вон он, сидит на высоких подушках, что-то говорит ей, капризно кривя рот, показывает ногу. А вот нахмурился, недоволен!

А ведь мать и отец наказывали во всем слушаться мужа. Что же она? Как его понять?

– Ну, с сапогом-то ладно, сниму, – легко подумала она.

Девочка резво подбежала к постели, стащила сапоги. Княжич довольно улыбнулся, толкнул ее слегка, будто благодаря. Анна – теперь она Анна, да!– тоже толкнула его, вроде чуть-чуть. А он стянул с нее наконец тяжелую каруну и свалился на подушки, но успел потащить ее с собой. Дети смеялись и боролись в мягкой постели, позабыв об усталости.

Когда сели перекусить тем, что припасли им заботливые родичи, это были уже приятели…

***

Теперь, женившись, Юрий Владимирович стал истинным князем. С шести лет посаженный отцом на правление в Ростово-Суздальском княжестве, под опекой надежного и разумного Георгия Симоновича, он рос незлобивым, но рассеянным в ученье, легко относился к жизни и был любителем удовольствий, игр, кушаний. О его судьбе князь Владимир беспокоился: не крепок будто молодой Юрий, недалек умом. А времена трудные: со степей половцы то и дело нападают, русские же князья каждый в своем углу сидят, запершись от врагов. И между собой давно у них уже нет ни родства, ни дружбы, а уж единства тем более. Нужна крепкая княжеская рука на всех землях Владимира Мономаха, а сынок и мал, и слаб пока.

– Как бы нам его оженить? – спрашивал он, призвав к себе наставника и опекуна княжича, Георгия Симоновича. – А женить бы на половецкой дочери! Тогда и с ханами бы замирились, набеги прекратили. Не нами заведено с врагами родниться, детей поженив!

Наставнику Юрия князь Владимир вверил не только воспитание родного сына, но и правление за того нести в Ростове. Многоумен, образован был этот верный человек. Хоть и родом он из скандинавов, но вырос на русской земле, обычаи и правила знал куда лучше многих. И воспитанника своего изучил, знал, что пойдет ему во вред, а что на пользу.

– Мудро твое слово, великий княже, – отвечал опекун с поклоном. – Что князь не вошел в возраст, это не страшно, подрастет. А пока дети привыкнут и сроднятся. Крепче брака и не будет, может. А на половецкой княжне женить – и того мудрее. Окрутим родством половцев, они друг другу сродни. Смотришь, и те, и другие не станут набеги совершать – сваты!

Как в воду глядели князь и наставник.

Дети не только подружились, но полюбили друг друга. Юная Анна вступила в возраст и принесла супругу одного за другим восемь детей. Самым прославленным из них стал Андрей Боголюбский, будущий великий князь Владимиро-Суздальский. Не менее известна дочь Ольга Юрьевна, жена князя Галицкого Ярослава Осмомысла. Степная горячая кровь от половецких предков не дала ей покорно терпеть измену мужа.

… Юрий и Анна сидели в кибитке и поочередно выглядывали наружу. Княжич живо рассказывал девочке что-то, руками показывая на себя и вокруг, повторял: «Ростов…Суздаль…» Эти слова Анна слышала и раньше, только в половецком выговоре трудно было узнать русские названия городов. Понемногу стала запоминать слова, живо вбирала в себя картины зимней степи и мелколесья.

Обоз вез на ростовскую землю княгиню Анну, супругу Юрия Владимировича.

*Слова князя Владимира Мономаха из его «Поучения»